«МОЛБИТСКИЕ ТЕТРАДИ»

 

В годы войны немецкие фашисты приговорили к смертной казни двух пламенных борцов за свободу. Они никогда не видели и не знали друг друга. Но трагическая судьба их одинакова, и оба они почти в одно и то же время, как бы повторяя друг друга, совершили беспримерный подвиг, изу­мивший весь мир. Один из них был чехословацкий коммунист Юлиус Фучик — журналист, другой — советский поэт комму­нист Муса Джалиль.

Юлиус Фучик, ставший символом мужества и стойкости, с петлей на шее писал репортаж, полный гнева и ненависти к фашизму.

Поэт Муса Джалиль «под топором палача» создавал «Моабитские тетради», которые знают сейчас и читают с глубоким волнением во всех уголках земного шара. Стихи М. Джалиля пробили стены фашистских тюрем, путешество­вали по Франции, Бельгии, а одна тетрадь вернулась на ро­дину, совершив длинный путь из Германии во Францию, Ита­лию, Египет, Турцию...

Вся жизнь поэта, начиная с юных лет, проходила в неуто­мимой борьбе за становление и укрепление советской власти. Тринадцатилетним парнишкой в 1919 году Муса вступил в комсомол. Тогда он еще не носил солдатской шинели и вин­товки на плече, но его стихи, полные революционного пафоса, печатались на первой странице красноармейской газеты «Кызыл йолдыз» («Красная звезда») и воодушевляли бойцов на разгром белогвардейцев. Позднее Муса участвовал в борьбе с кулачеством в Оренбургском крае.

В двадцатые годы, после окончания гражданской войны, он с головой уходит в общественную работу. Создает в род­ном селе Мустафино детскую организацию — прообраз пио­нерской организации края, а затем—первую комсомольскую ячейку. Комсомольская работа на селе, в Орске, в Оренбурге, в ЦК ВЛКСМ, редактирование первых советских детских журналов на татарском языке, учеба на рабфаке, на литера­турном факультете Московского государственного универси­тета, в дальнейшем партийная, журналистская работа—та­ков путь Мусы Джалиля, активного деятеля молодой совет­ской культуры.

Стихи Джалиля тех лет, влюбленного в жизнь, окрыленно­го романтикой комсомольской работы, заразительны своим оптимизмом, радуют свежестью и полнотой чувств. В центре его поэзии — человек, рожденный революцией, и прежде всз-го — девушка, активная, деятельная, несущая благородные идеи социализма.

Муса Джалиль еще до войны завоевал широкую популяр­ность в народе поэмами, песнями, публицистическими и крити­ческими статьями. Писательская общественность Татарии в 1939 году избрала его своим руководителем, а население го­рода — депутатом в Казанский городской Совет.

Поэт был в зените творческого расцвета, когда началась Великая Отечественная война. И Джалиль встал в ряды зач щитников родины,

После окончания краткосрочных курсов политработников он ушел на фронт. Сначала выполнял особо важные задания командования, потом стал сотрудником газеты «Отвага*.

В письме с фронта в мае 1942 г. он писал: «..в неделю 5 дней бываю на передовой позиции,, собираю материал, а 2 дня — в редакции, обрабатываю материалы. В день я в сред­нем прохожу 25—30 километров по передовым частям и под­разделениям. Только на передовой линии можно видеть нуж­ных героев, черпать материал, следить за боевыми фактами, без которых невозможно делать газету оперативной и бое­вой. Поэтому я часто бываю не только свидетелем, но и участником кровопролитных боев с захватчиками. Моя жизнь сейчас проходит в боевой обстановке и в кропотливой рабо­те и походе. Поэтому я сейчас ограничиваюсь фронтовой ли­рикой, а за большие вещи возьмусь после победы, если оста­нусь жив. Но, по-моему, фронтовая лирика тоже важный и нужный жанр, именно сейчас».

И Джалиль писал, насколько этому позволяла военная обстановка. Писал о разведчиках, о партизанах, о бесстраш­ных и самоотверженных девушках-санитарках, о трудной и опасной жизни солдата. Прославлял мужество, верность и преданность родине. Как бы тяжело ни складывалась обста­новка на фронте, Джалиль не терял веры в победу.

Однако случилось самое страшное — плен. В июне 1942 го­да на Волховском фронте тяжело раненный в плечо Муса Джалиль попал в руки врага. В стихотворении «Прости, родина!» он с горечью писал:

 

Прости  меня, твоего  рядового,

Самую   малую часть твою.

Прости за то, что я не умер

Смертью солдата в жарком бою.

 

Судьба посмеялась надо мной:

Смерть обошла — прошла стороной.

Последний миг — и выстрела нет!

Мне изменил

мой пистолет...

 

Всему миру известно варварское обращение гитлеровцев с военнопленными, особенно советскими солдатами и офице­рами. Голод, истязания, способные лишить рассудка, надруга­тельства — через все это прошел Джалиль в лагерях врага, То, что видел поэт, было страшнее любой страшной сказки.

 

Эх, сказки  моей бабушки,

Тягаться с правдою не вам! —

 

с болью восклицает поэт.

Осенью 1942 года на фронтах Отечественной войны прои­зошел перелом. Гитлеровское командование, обеспокоенное тяжелыми потерями, стало лихорадочно искать новые людские резервы. Фашистские главари, в начале войны заявлявшие, что «ни славянин, ни чех, ни казах, ни украинец не имеют пра­ва носить оружие», а только немцы, «забыли» об этом и дали приказ вербовать «добровольцев» из советских военнопленных.

Началось формирование легионов из военнопленных не­русских национальностей   для борьбы   с Советской Армией.

Гитлеровцы рассчитывали на непрочность дружбы наро­дов СССР, на то, что грузины, украинцы, казахи и др. якобы ненавидят «поработивших» их русских. Пленных морили голо­дом, подвергали мучительным пыткам и насильно вынуждали вступать в легионы. Военнопленные размещались в лагерях по национальному признаку. Был создан и татарский легион.

Джалилю предложили работать в бюро пропаганды коми­тета «Идель—Урал». Гитлеровцы и белоэмигранты-национа­листы надеялись на успех, если в формировании легионов бу­дет участвовать известный татарский поэт. Джалиль принял смелое решение — после долгих раздумий ои согласился и, пользуясь свободой, стал разъезжать по лагерям, организуя людей на борьбу. Таким путем Муса Джалиль создает ши­роко разветвленную подпольную антифашистскую органи­зацию, в которую вовлекает наиболее стойких и смелых со­ветских патриотов.

Подпольщики развернули свою работу не только в Берли­не, где находился центр организации, но и в Польше (Радом, Едлыю, Крушиио, Познань), в Чехословакии, во Франции. Целью организации было сорвать планы фашистов, заставить их отказаться от формирования национальных частей.

Немецкий журналист Леон Небенцаль в статье «Муса Джа­лиль— поэт и борец» приводит данные о действиях патриотов и говорит, что эти «действия превращались в угрожающую силу, которая оказывала все большее влияние на внутриполи­тическое положение гитлеровского государства».

После того, как первый татарский батальон, отправленный на фронт, перебил немецких офицеров и целиком присоеди­нился к партизанам, гитлеровцы не решались отправлять дру­гие батальоны на фронт. И это заставило подпольную органи­зацию менять тактику борьбы. Велась тщательная подготовка к вооруженному восстанию. Подготовка закончилась. Был на­мечен день восстания, установлены связи с украинскими и польскими партизанами. В начале августа 1943 года Муса Джалиль лично вел переговоры с польскими партизанами. До счастливого боевого дня осталось четыре дня. Но... 10 августа 1943 года Мусу Джалиля арестовали гестаповцы. Шли поваль­ные аресты в Берлине, Радоме, Едльно, Крушино...

Джалиль два дня сидел в Варшавской тюрьме, затем был отправлен в Берлин и заточен в Моабитском застенке.

В сентябре 1943 года состоялся первый суд над Джалилем и его товарищами. Всех их приговорили к смертной казни.

Джалиль и его славные соратники — детский писатель Абдулла Алиш, инженер Фуат Булатов, учитель Гайнан Кур-машев, журналист Ахмет Симаев, финансовый работник Гариф Шабаев, советский офицер Абдулла Батталов, товаровед Зиннат Хасанов, советский работник Фуат Сейфульмулюков и еще двое, имена которых пока не установлены, приговор суда выслушали хладнокровно. Мужественные люди заявили, что они советские граждане и фашистский суд не может судить их за действия, подсказанные их совестью. Повторно джа-лильцев судил имперский суд в Дрездене в марте 1944 го­да. Приговор был приведен в исполнение 25 августа 1944 года в Плетцензее.

В ожидании казни, в томительные, однообразные тюрем­ные дни и создавались «Моабитские тетради», удивительней­ший литературный памятник нашей эпохи. И это было продол­жением борьбы Джалиля с фашизмом, творческим подвигом поэта.

Стихи Джалиля распространялись среди заключенных, пе­редавались из рук в руки во время пятиминутных прогулок по тюремному двору. Сила гнева и любви, бодрость духа и глубина мысли вдохновляли узников в единоборстве с пала­чами.

Один из джалильцев, чудом спасшийся от виселицы, Рушад Хисамутдинов рассказывает, что, когда он сидел в Тегельской тюрьме, во время прогулки получил рукопись стихотворения Мусы «Утешение». Джалиль писал:

 

Друг, не печалься, этот день взойдет,

Должны надежды наши сбыться,

Увидим мы казанский кремль, когда

Падет германская темница.

 

Как голос родины, как дыхание дорогой отчизны, воспри­нял узник бодрящие слова поэта, и песни Джалиля не остались за тюремными стенами. Они дошли до родины и высоко оценены советским народом. «Моа­битские тетради» удостоены Ленинской премии, а творцу этих песен, руководителю бесстрашных подпольщиков Мусе Джа­лилю посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Не все, созданное Джалилем в тюрьме, сохранилось. Но и то, что мы имеем —два небольших самодельных блокнота,— необыкновенно ярко характеризует Джалиля-поэта и Джа­лиля-человека.

Читаешь его стихи и удивляешься тому, что они написаны смертником. Из девяноста четырех стихотворений шестьдесят семь написаны после вынесения ему смертного приговора. Но все они посвящены жизни, все они земные, и ни в одном из них нет настроения умирающего, обреченного человека, став­шего безразличным ко всему окружающему.

Пишет ли Муса о мужестве и трусости, о разлуке и вер­ности, о смысле жизни и борьбе — в каждом его слове, в каждой строке бьется живое сердце поэта.

Ничто человеческое не чуждо его лирическому герою. Он гневен («Плачу») и нежен («Сон в тюрьме»), суров («Раб») и ласков («Любимой»). Много песен посвятил Джалиль воз­вышающей человека любви. Отцовская и материнская лю­бовь, любовь, романтически окрыленная и преданная,—все это согрето большой теплотой и жизненной правдой. А какое бо­гатство красок в изображении человеческого характера! Слов­но широкий мир распахнулся перед узником Моабита.

При всем многообразии тем и проблем есть главная тема его стихов — героизм и самоотверженность советского чело­века, который историческим ходом событий поставлен на пе­редний край борьбы, призван историей освободить чело­вечество от гитлеровской чумы. Человеколюбивая поэзия Джалиля — обвинение фашизму,   его изуитству,   варварству,

бесчеловечности. Поэт говорил в стихах от имени тысяч заму­ченных и расстрелянных, павших в бою и сожженных в печах Бухенвальда, Освенцима, Майданека.

«Бессмертен поэт, чьи песни — трепет сердца его наро­да», — говорил А. М. Горький. Эти слова полностью относятся и к песням Джалиля, Сила его поэзии —- в неразрывной, органической связи с народом, его интересами, думами, стрем­лениями.

Каждое стихотворение «Моабитских тетрадей» — резуль­тат глубоких размышлений и переживаний. В поэтическом по­слании «Другу», посвященном татарскому писателю Абдулле Алишу, Джалиль пишет о том, что его особенно волнует — о жизни и борьбе. Жизнь человека измеряется не временем меж рождением и смертью, а его заслугами перед родиной, силой его патриотизма — таков итог раздумий поэта, и он говорит:

 

Мой друг, ведь наша жизнь — она лишь искра

Всей жизни родины, страны побед.

Пусть мы погаснем — от бесстрашной смерти

В отчизне нашей ярче вспыхнет свет.

 

Созданные высоким накалом души, стихи Джалиля совер­шенны по форме. В страшном каменном мешке тюрьмы Джа­лиль не только не угас как поэт, но напротив—небывало и мо­гуче вырос.

Есть одно стихотворение, мимо которого пройти невоз­можно, — «О героизме». В оригинале каждая строчка звучит афоризмом — так мастерски оно написано. Глубоко народ­ными, емкими, мудрыми словами говорит поэт о мужестве, любви к своей родине.

Джалиль не декларировал героизм и мужество. Он каж­додневно проявлял его сам. Какое нужно огромное самообла­дание, чтобы после   пыток и   допросов,   лежа на холодном каменном полу, когда каждый шаг часового «вбивал гвоздь в сердце», продолжать слагать свои песни!

Как часто, должно быть, стоял Муса у стены и смотрел на окно с железными решетками. Окно было высоко, и он мог видеть лишь клочья плывущих по небу туч, усиливающих тоску. Но именно в том и заключается поэтическая зоркость, зоркость писателя-коммуниста, что за серыми облаками он видел грядущее, те дни, когда люди снова будут радоваться тишине мирного неба и цветущей, не разоренной земле, когда вместо автоматов они возьмут в руки лопаты и будут восста­навливать разрушенные войной города.

 

Пойдем туда, где кровь лилась,

 К разрушенным городам!

Ждут на шоссе, не дождутся нас

Пятна  фугасных ям.

Пусть в тумане рассветной поры

Тракторы загудят!

Пусть играют в лучах топоры!

Пусть хлеба шелестят!

Пусть на улицах городов

Дом за домом встает!

Пусть после битв от наших трудов

Родина вся цветет!

(«После войны»)

 

Находясь в фашистском застенке, истерзанный, пригово­ренный к смерти, коммунист Муса Джалиль сохранил чувство пролетарского интернационализма к немецкому трудовому народу. Он обращался к демократическим силам Германии:

 

Солнцем Германию осветите!

Солнцу откройте в Германию путь!

Тельман пусть говорит с трибуны!

Маркса и Гейне отчизне вернуть!

Кто Цеткиной внук?!

Кто Тельмана друг?!

Есть среди вас такие, эй?

Услышьте голос великой правды!

Наши тюрьмы откройте скорей!

(«В стране Алман»)

 

Когда «Моабитскне тетради» вышли на немецком языке, газета «Националь Цейтунг» писала: «Именно в том выра­жалось величие Мусы Джалиля, что даже та безграничная ненависть, которую он питал к гитлеровскому фашизму, не могла поколебать его любви к другой, лучшей Германии. Да, он вынужден был петь о ненависти во имя того, чтобы та, другая Германия снова получила возможность стать реаль­ностью».

Представление о Джалиле как поэте и человеке не будет полным, если не сказать еще об одной очень характерной его черте. Это — смех и улыбка. Светлая улыбка, юмор придают особый блеск «Моабитским тетрадям». Улыбка Джалиля за­жигалась потому, что его волю, стойкость ничто не могло сломить, он остался верен народу, партии, своим убеждениям.

В последние месяцы жизни руки и ноги поэта были зако­ваны в кандалы, ему очень трудно было писать, и он содер­жался в строгой изоляции. Но во время бомбежек Берлина, когда охрана скрывалась в убежище, Муса диктовал друзьям свои стихи из окна камеры. Однажды товарищ по заключе­нию спросил его, как он себя чувствует. Муса ответил с задо­ром:

— Гораздо лучше, чем фюрер!

Его не покинула улыбка и перед казнью, потому что он чувствовал себя победителем, потому что он боролся за боль­шую правду на земле.

Гази Кашшаф